Вершы па-руску

Ига́рка

Ю. Магаляс. Кому-то Рим (с. 46. вп. опубл: Коммунист Заполярья. № 8. 20 января 1968 г.

Кому-то Рим,
Нью-Йорк кому-то,
Кому-то Лондон, Ленинград,
А мне – столетние минуты,
Густой полярный снегопад.
И скучный взгляд.

Пред кем-то залы Эрмитажа,
Гранд-опер, Рубенс, Колизей,
А мне – в коробке двухэтажной
Из окон – спящий Енисей
И грусть ночей.

Кому-то запахи симфоний,
Сорбонна, Ницца, Буффало,
А мне – тревожный край вороний,
Все то, что так и не пришло.
Твое тепло.

На таинственных тропинках мирозданья

Фёдор Двинятин (дополнено МСД)

На таинственных тропинках мирозданья
Мы — протуберанцы естества.
Нам не страшен гнёт вероисповеданья:
Светом звёзд
полон мозг,
И гремят галактик жернова.

Мы с тобой реинкарнация предтечи,
Полон фосфорида наш союз.
И катафатических стихов картечью
Я стегать
грядущее
берусь!

Любить иных

Пастернак, 1931

Любить иных — тяжелый крест,
А ты прекрасна без извилин,
И прелести твоей секрет
Разгадке жизни равносилен.

Весною слышен шорох снов
И шелест новостей и истин.
Ты из семьи таких основ.
Твой смысл, как воздух, бескорыстен.

Легко проснуться и прозреть,
Словесный сор из сердца вытрясть
И жить, не засоряясь впредь,
Все это — не большая хитрость.

Слон і муха

І смiх і гріх і дивина:
Напала муха на слона,
І нe дає йому спочить:
Дзвинчить над вухом та дзвинчить.

Слон мав її вбити,
Але не став цього робити:
Бадай, ще піде поговір,
Що він поводиться як звір.

Весной вернуться хорошо домой

Юнна Мориц

Здесь дурочка районная жила,
Мурлыкала на солнечном крылечке
И шепелявым языком плела
Свой ручейковый бред, свои словечки.

Голубизна ее прозрачных глаз
Косила в разны стороны, бывало,–
Она за то и дурочкой звалась,
Что винтиков у ней недоставало.

Всегда ребенок чей-нибудь чужой
При ней пищал весной, а также летом.
Здесь домик жил. И жил сарай большой,
Сирень жила, и дурочка с приветом.

Так некогда исчез палеолит.
На этом месте – скверик и скамейки,
И умница районная глядит
Не враскосяк, а ровно в две линейки,

И весь набор, все винтики при ней,
И речь ее разборчива, как почерк.
Но, словно ручеек среди камней,
Та дурочка из рая мне лопочет,

И шлет она дурацкий свой привет,
И я такое чувствую при этом,
Что умница права, когда в ответ
Показывает мне, что я с приветом.

И я киваю ей, как в те года
Здесь дурочка приветливо кивала,
Когда ее дразнили и когда
Она еще на свете проживала…

Весной вернуться хорошо домой,
Уж если возвращаться, так весной.
Как солнышко, слезами налитое.
Как дурочкино сердце золотое.

Kaziol

Byŭ u babki
Sivieńki koźlie.
Jon na stajency stajaŭ,
Jon apolinki smaktaŭ.

Dy pajšoŭ toj kaziol
U lies pahuliaci
Dy pa jeĺničku,
Pa biareźničku…

Adzin vaŭčok,
Abliezly bačok,
Siem hod liažaŭ,
Kaźlinki žadaŭ..
– Pastoj, koźlie,
Pabarokajemsia…

Dy jak voźmie za rožki,
Dy jak kinie ab doški,
Jak voźmie za chvastok,
Dy jak kinie ab mastok…


Pryšli k babcy
Smutnyja vieści:
– Ustavaj, babka,
Dy pali piečku,
Dy vary kašku,
Paminaj kazla…

– Ci nia koźlie byŭ?
Ci nia sivieńki?
Jon i droŭcy vaziŭ.
Jon i piečku paliŭ,
Jon vadzicu nasiu,
Jon i kašku varyŭ. –

Lemantar dla škołaŭ i chatniaha navučańnia : Vyd. Zaranka, New York, 1964